Имею скафандр, готов путешествовать - Страница 49

Но она уже бросила оружие и рванулась вперед.

Это были соплеменники Мамми.

Только вшестером они смогли поднять меня, Мамми несли всего двое. Все время, пока снаряжали носилки, они напевали мне утешительные слова. Перед тем как меня подняли, я проглотил еще одну таблетку кодеина, потому что, даже при их нежном обращении, каждое движение отзывалось болью. Несли нас недолго — корабль приземлился у самого входа в туннель, разрушив при этом проклятую эстакаду; я на это надеялся.

Как только мы оказались в безопасности, Чибис сняла с меня шлем и расстегнула на груди скафандр.

— Кип! Ну разве они не чудесные?

— Да. — От таблетки кружилась голова, но стало еще легче. — Когда отправляемся?

— Уже летим.

— Они отвезут нас домой? — Обязательно расскажу мистеру Чартону, что кодеин очень помог.

— Что? Боже мой, нет! Мы летим на Вегу.

Я потерял сознание.

Глава 9

Мне снилось, что я дома….

От этой мелодии я встрепенулся.

— Мамми!

«Доброе утро, сынок. Я счастлива, что ты поправляешься».

— Я хорошо себя чувствую. Хорошо выспался… — я уставился на нее и брякнул: — Ты же умерла! — так и выложил.

Ее ответ прозвучал тепло, с мягким юмором. Так поправляют промашку ребенка.

«Нет, милый, я просто замерзла. Я не такая хрупкая, как тебе, может быть, показалось».

Я проморгался и снова посмотрел на нее.

— Так это был не сон?

«Нет, это был не сон».

— Мне казалось, что я дома и… — я попытался сесть, но смог только поднять голову. — Но я дома!

Это моя комната! Слева комод, за спиной Мамми — дверь в прихожую, справа мой стол, на нем стопки книг, над ним — вымпел Кентервильской школы. Над столом окно, за окном старый вяз — на ветру шелестят пронизанные солнцем листья.

Логарифмическая линейка лежала там, где я ее оставил.

В голове был туман, но внезапно я понял. Все действительно было на самом деле, мне приснился только дурацкий конец. Несомненно, что «полет на Вегу» — результат действия кодеина.

— Вы привезли меня домой?

«Мы привезли тебя домой… Это твой второй дом. Мой дом».

Кровать затряслась. Я вцепился в нее, руки не слушались. Мамми все пела:

«Тебе нельзя без своего гнездышка. Мы свили его».

— Мамми, я ничего не понимаю.

«Мы знаем, что птицу лечит ее гнездо. И мы построили его для тебя».

В ее речи не было слов «птица» и «гнездо», но по смыслу они были ближе всего.

Я глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями. Я понял ее. Объяснять понятно — уж это она умела лучше всех. Комната была не моя, я был не дома — просто сделано очень похоже. Но я все никак не мог прийти в себя.

Я огляделся и подивился, как я мог ошибиться.

Свет из окна падал не в ту сторону. На потолке не было заплатки, которая появилась, когда я делал тайник на чердаке, и под молотком отвалилась штукатурка. Не там лежали тени.

Книги были аккуратными и чистенькими, как коробки с конфетами. И корешки я не мог узнать.

В общем похоже… детали не совпадали.

«Мне нравится эта комната, — пропела Мамми. — Она похожа на тебя, Кип».

— Мамми, — спросил я слабо, — как вы это сделали?

«Мы спрашивали тебя. И Чибис помогла».

Я подумал: «Но Чибис никогда не видела мою комнату». Впрочем, она видела достаточно американских домов, чтобы стать на Веге консультантом-экспертом.

— Чибис здесь?

«Она сейчас придет».

Если рядом Чибис и Мамми, все будет хорошо. Вот только…

— Мамми, я не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Она положила крошечную, теплую ладонь мне на лоб и наклонилась надо мной так, что я увидел лишь ее огромные, как у лемура, глаза.

«Ты их повредил. Теперь ты поправляешься. Не волнуйся».

Когда Мамми советует не волноваться — волноваться нечего. Я и не собирался вставать на уши; мне хватало глядеть в ее глаза. В них можно утонуть, можно нырнуть и плавать кругами.

— Хорошо, Мамми, — Я вспомнил кое-что еще. — Ты же… ты замерзла. Это правда?

«Да».

— Но… Замерзая, вода разрывает живые клетки. Это известно.

«С моим телом такого никогда не может случиться!»

— Ну… — я поразмыслил. — Только меня, пожалуйста, не купайте в жидком воздухе. Мое тело для этого не годится.

И вновь она ответила со смешком:

«Постараемся не повредить тебе. — Она выпрямилась и слегка потянулась, качнувшись, как ива. — Чувствую — идет Чибис».

В дверь постучали — еще одно несоответствие: звук не соответствовал стуку по легкой, разделяющей комнаты, двери, — и раздался голос Чибис: «Можно?». Впрочем, она не стала дожидаться ответа (я бы удивился, случись наоборот), а сразу вошла. То, что я успел увидеть за дверью, выглядело в точности как у нас дома. Они тщательно потрудились.

«Входи, милая».

— Давай-давай, Чибис. Тем более ты уже вошла.

— Не привязывайся.

— Уж кто бы говорил. Привет, детка.

— Сам детка.

Мамми пошла к двери.

«Не задерживайся, Чибис. Не надо его утомлять».

— Не буду, Мамми.

«Пока, милые».

— Когда в этом лазарете часы посещений?

— Когда она разрешит, разумеется, — Чибис стояла напротив, уперев кулаки в бока. Впервые, насколько я ее знаю, она была по-настоящему чистой — отмытые розовые щечки, волосы пушистые, лет через десять, глядишь, станет симпатичной. Одета она была как всегда, только шмотки отстираны, все пуговицы на месте, прорехи аккуратно зашиты.

— Н-да, — сказала она наконец, озабоченно вздохнув. — Наверное, тебя еще штопать и штопать.