«Не смей!»
«Мне нужно отдохнуть. Совсем чуточку».
«Ничего себе! Чем это кончится? Что сделает Чибис? Она ждет. Она уже испугалась, потому что тебя нет слишком долго. Что она сделает? Отвечай!»
«Она… она попробует надеть скафандр Тима».
«Верно! Как мы уже объясняли, в случае поступления одинаковых лозунгов выигрывает тот, который раньше отправлен по почтовому штемпелю. Далеко она доберется? Скажи-ка мне».
«Ну… наверное, до выхода из туннеля. Потом ее сдует ветром».
«В самую точку. Вот и соберется вся семейка. Ты, я, Мамми, Чибис. Идиллия. Семейное кладбище».
«Но…»
«Так что, шаркай, братец. Шарк… шарк…шарк… двести пять… двес-шес… двес-се…»
Я не помню, как падал. Не помню даже ощущения от «снега». Помню только, как обрадовался, что досчитал до конца, и можно отдохнуть.
Но Оскар не дал мне отдыхать.
«Кип! Кип! Очухайся! Вползай обратно на то… узкое и прямое».
«Уйди».
«Я не могу уйти. К сожалению. Тебе прямо. Хватайся за край и вползай. Осталось совсем немного».
Мне удалось поднять голову, и в свете фонаря, в двух футах над головой, я увидел край эстакады. Меня мотнуло назад.
«Слишком высоко, — безжизненно прошептал я. — Оскар, кажется, это конец».
Он фыркнул.
«Ой ли? А кто недавно упрямо заставлял идти одну капризную, смертельно уставшую девчонку? Командор Комета, а? Или как бишь, его? „Гроза Звездных Путей“… никчемный ленивый космический бродяга… „Имею скафандр — готов путешествовать!“ Не дашь ли автограф, Командор, перед тем как почивать? Впервые вижу натурального живого космического пирата… грозу околотка, угонщика кораблей и похитителя маленьких девочек».
«Как тебе не стыдно!»
«Ладно, ладно, понимаю, я тебя достал. Только напоследок: у нее в одном мизинчике больше силы духа, чем, свинья, во всем твоем лживом, толстом, ленивом организме! Прощай. К обеду не жди».
«Оскар! Не бросай меня!»
«Что? Ты просишь помощи?»
«Да!»
«Ну если не дотягиваешься, возьми свой молоток и зацепись за край эстакады. Потом подтянись».
Я моргнул. Возможно, это сработает. Я пошарил внизу, понял, что нащупал молоток, хотя и не почувствовал этого, и отцепил его. Обеими руками я закинул его на край эстакады над головой. Потом подтянулся.
Этот дурацкий молоток разбился, как и веревка. Инструментальная сталь разлетелась на куски, как кусок шлака.
Это меня взбесило. Я привел себя в сидячее положение, взгромоздил оба локтя на край, долго возился, рычал и потел от ярости — и наконец перекатился на эстакаду.
«Вот умница! Не надо считать, просто ползи к свету!»
Отверстие туннеля тряслось и плясало. Я никак не мог отдышаться и нажал подбородком на рычажок.
Ничего не произошло.
«Оскар! Рычаг заело!»
Еще раз.
Оскар ответил не сразу.
«Нет, дружище, его не заело. Это замерзли воздушные шланги. Видимо, в последний раз баллоны заправили чересчур влажным воздухом».
«У меня нет воздуха!»
Оскар снова помолчал. Потом твердо ответил:
«Есть. У тебя полный скафандр воздуха. На несколько оставшихся футов — хватит».
«Я не дойду».
«Всего несколько футов. Там, впереди, Мамми. Не останавливайся».
Я поднял голову. В самом деле, она там была. Я пополз, а она становилась все больше и больше. Наконец я сказал:
«Оскар… я больше не могу».
«Боюсь, что так. Я тебя подвел… но спасибо, что не бросил меня там, снаружи».
«Ты меня не подвел… ты был классный. Просто я не смог довести дело до конца».
«Наверное, мы оба не смогли довести дело до конца… но уж точно показали, что сделали все возможное! Пока, партнер».
«Пока. Hasta la vista, amigos!» Я смог проползти еще чуть-чуть и замер, голова к голове с Мамми.
Она улыбалась.
«Привет, Кип, сынок».
«Я не… не смог, Мамми. Прости меня».
«Что ты!.. Ты сделал все, что нужно!»
«Да?»
«И ты сделал, и я, мы оба сделали».
Я очень долго размышлял об этом.
«И Оскар».
«И Оскар, конечно».
«И Чибис».
«Ну как же без Чибис. Мы справились. Теперь отдохни, милый».
«Спокойной ночи… Мамми».
Отдых выдался чертовски коротким. Только я прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, счастьем от ласковых слов Мамми — как меня принялась трясти Чибис. Она прижалась к моему шлему.
— Кип! Кип! Вставай. Вставай, пожалуйста.
— Что? Почему?
— Потому что я не могу тебя тащить. Я пыталась, но я не могу. Ты слишком тяжелый.
Я обдумал ее слова. Конечно, она не может меня тащить… вот придумала! Я же в два раза больше ее. Это я бы ее понес… вот только отдышусь…
— Кип! Пожалуйста, вставай, — Она уже плакала навзрыд.
— Ну конечно, солнышко, — ласково сказал я. — Раз уж тебе так хочется. — Я попытался встать, это было ужасно трудно. Можно сказать, меня подняла она. Когда я оказался на ногах, она придержала меня, чтобы я не шатался.
— Повернись. Иди.
Она почти волокла меня. Подставила плечи под правую руку и подталкивала. Каждый раз, когда мы добирались до одной из взорванных дверей, она или помогала мне перебраться, или просто переваливала, а потом снова поднимала.
Наконец мы добрались до шлюза, и она впустила изнутри воздух. Ей пришлось отпустить меня, и я свалился. Когда внутренняя дверь открылась, она повернулась, начала что-то говорить — и поспешно стянула с меня шлем.
Я сделал глубокий вдох, голова закружилась, в глазах потемнело.
Она внимательно рассматривала меня:
— Ты как, в порядке?
— Я? Конечно! А что?
— Давай помогу тебе пройти внутрь.
Я не понял, зачем мне помогать, но она уже принялась, и, оказалось, не зря. Она усадила меня на пол рядом с дверью, спиной к стене — я не хотел ложиться.